У ребенка должна быть семья

Дорога к дому?


Дорога в детский дом...


ranee-(2)В идеале у каждого ребенка должна быть семья. Родная или усыновившая его. На ее поиски порой уходит не один год. И это, оказывается, очень неудобно для чиновников из Министерства социальной защиты

Детские приюты всегда почему-то представлялись мне чем-то средним между ночлежкой и тюрьмой. В отличие от взрослых дети редко приходят в них по доброй воле, а значит, замки, решетки и охранники неизбежны.

В приюте для беспризорных детей “Дорога к дому” решетки действительно есть. Но поставлены они не для того, чтобы стеречь детей, а чтобы оградить их от некоторых взрослых, которые не прочь чем-нибудь поживиться и в приюте.

Конечно, случается всякое. Бывает, маленькие бродяжки убегают отсюда. Но большинство все-таки остается. Потому что здесь есть то, о чем они давно забыли, а иные и не знали никогда: любовь, тепло, еда, чистая одежда и безопасность.

Директор приюта Сапар Кульянов показывает мне фотографии. Вот дети в день поступления: ссадины, синяки, грязные волосы, поджатые губы с опущенными уголками, настороженный взгляд, полный тоски и печали. А вот они же через пару дней: отмыты, подстрижены, правда, по-прежнему кожа да кости, но уже улыбаются. Через неделю в потухших глазах загорается озорной огонек, через месяц появляются розовые щечки. Глядя на последние фотографии и не подумаешь, что эти дети прошли через все круги ада.

Братья-“чебурашки”


…Их нашли в телефонной будке. Они никуда не звонили. Они там жили. За что и прозвали их чебурашками. У младшего, когда его удалось уговорить подстричься, и уши оказались точь-в-точь чебурашкины. Ох и задал он жару! Ни в какую не хотел переодеваться. Вцепился в свою невероятно грязную и вонючую одежду, вопил не переставая.
В конце концов Сапар решился на непедагогический прием – раздел крикуна силой. Тот сразу замолчал, позволил себя помыть и уложить спать. А утром, столкнувшись с Кульяновым в коридоре, вдруг кинулся обниматься.
– Вот тебе на, – искренне удивился Сапар. – Что ж ты вчера-то так орал?
– Проверить хотел.
– Что? Нашу реакцию?
– Ага, – ухмыльнулся он и еще теснее прижался к директору.
Обрадовались, наивно подумали: ну все, покорился. Но на следующий день истошный Юркин крик вновь сотряс стены приюта. Сбежались все: и взрослые, и дети. Подумали: либо расшибся, либо его убивают. Оказалось, не поделил с другим мальчишкой игрушку.
Пока Сапар разбирался, медсестра увела пострадавшего в свой кабинет. Через пару минут оттуда появился Юрка без единого шрама, за ним – растерянная медсестра: – Он сам себе нос расцарапал и по всему лицу кровь размазал.
– Зачем, Юра?
Молчит. Видно, в той своей чебурашкиной жизни получал что-либо только в ответ на дикий ор, а если и это не действовало, прибегал к крайним мерам – изображал избитого и добивался-таки своего.
Вскоре то ли “просветительные” беседы подействовали, то ли сам факт, что его разоблачили, только вопли прекратились. Младший “чебурашка” пусть и не сразу, но научился разделять понятия “хочу” и “можно”.
Сейчас братья живут в детском доме. Как ни странно, прижились, хорошо учатся, строят планы на будущее. Иногда сотрудники приюта ездят туда, привозят братьям подарки. Они искренне радуются, будто в гости к ним родные приехали. Недавно у младшего “чебурашки” был день рождения. Приехали с подарками, а он, оказывается, сам им подарок приготовил – собственными руками сделал колокольчик. Старший тоже какую-то коробочку смастерил. То ли для конфет, то ли для игрушек. Сапар Муллаевич бережно хранит коробочку и колокольчик у себя в шкафу.
Братья-”чебурашки” – его боль. Не смог подобрать им семью. Пришлось передать их в детский дом, а это, по мнению работников приюта, последнее дело и противоречит названию приюта – “Дорога к дому”. Когда его придумывали, имели в виду именно дом, семейный очаг, а не сиротское учреждение.

Приют был создан в 1992 году российским благотворительным фондом “Нет алкоголизму и наркомании” (НАН). Мечталось, что все дети, попавшие сюда, в идеале вернутся к своим родным либо найдут приемных родителей. Но, как оказалось, мечты мечтами, а законы законами.

Минсоцзащиты приняло постановление: беспризорный ребенок может находиться в приюте не более шести месяцев, мол, этого срока вполне достаточно для оформления лишения родительских прав. Но иных горе-родителей за это время не то что лишить прав, найти невозможно. Ребенка же с неясным прошлым нельзя ни усыновить, ни отдать опекунам. Значит, дорога у него одна – детдом. Позже московское правительство опомнилось, выпустило распоряжение, допускающее содержание ребенка в приюте до его дальнейшего устройства. Не успели порадоваться, новый указ – держать не более одного месяца, а затем, если не нашлось иного выхода, передавать в детдома и интернаты.

– Что можно сделать за месяц? Отмыть да накормить. Вот, посмотрите, – Сапар вновь хватается за фотографии, – ребятишки через месяц. Казалось бы, самые обычные дети. Веселые, смеются. Но это обман. Нам только кажется, что они все забыли. Они забыли на время. Забыли, потому что с ними кто-то рядом, кто-то их тормошит, отвлекает, заставляет чем-то заняться. Стоит такому ребенку остаться наедине с собой или столкнуться с какой-то проблемой, и все – весь прошлый негативный опыт выплескивается наружу. У одного на глазах убили родителей, другого самого избили до полусмерти, третий принимал участие в разбое, четвертого годами мучили пьяные родители и их дружки. Можно вылечить за один месяц их истерзанные души, приучить к другой жизни?
Многочисленные проверяющие считают, что можно. И периодически напоминают: вы нарушаете постановления такое, сякое и этакое. Спасает лишь, что с 1994 года приют имеет как бы два статуса. Это только с одной стороны он приют, зато с другой – настоящее медицинское учреждение. Следовательно, специалист и должен решать, сколько ребенок будет находиться в стационаре: день, месяц или год. Когда переваливает за год, что случается частенько, вновь возникают проблемы. Братьев-”чебурашек” удалось продержать в приюте только полгода. А вот Аня и Максим живут здесь уже четыре года.
Когда их привезли в приют, Ане было шесть лет, Максиму – девять. Жили они в притоне, питались объедками с чужих столов. У ребят никогда не было постели, не знали они и что такое ложка. У Максима врожденное расщепление верхнего неба, он с трудом что-то гундосил. Ане в общем-то ничто не мешало говорить, но, поскольку она общалась только с Максимом, логопедам пришлось приложить немало усилий, чтобы речь девочки стала понятной и внятной. Максиму сделали операцию. Сейчас он потихоньку овладевает речью. Несмотря на диагноз олигофрения, дети старательно учатся и с некоторых пор начали достигать возможных их уровню успехов. Аня в этом году перешла во второй класс, а тринадцатилетний Максим – в третий. Недавно Максим участвовал в концерте, который приют давал в Конькове.
– Справился? – спрашиваю у арт-терапевта Ольги Мороз.
– Еще как! Стоял на сцене такой гордый, торжественный. Да если бы даже и спел что-нибудь невпопад, ничего страшного. У него глаза изменились. И это гораздо важнее. Он обязательно вылечится, потому что песня душу излечивает, раскрепощает, снимает внутреннее напряжение, стрессы.
У Анечки олигофрения в легкой форме, но у нее другая серьезная проблема – вывих тазобедренных суставов. Если бы родители ею вовремя занялись, дефект был бы легко выправлен еще в младенчестве, а теперь девочке нужны тяжелые и дорогостоящие операции. У приюта таких денег нет. Вся надежда на то, что найдется сердобольная семья, которая возьмет брата с сестрой к себе.

Правда, найти таких родителей не просто. И хотя в органах опеки отбоя нет от желающих усыновить детей или взять их под опеку, все хотят малышей от здоровых и непьющих родителей, без дурной наследственности. Детям с проблемами здоровья и развития приходится рассчитывать лишь на международное усыновление или опеку. Тут-то и возникает главная проблема. Кто расскажет о них потенциальным приемным родителям?

По закону это вправе сделать только органы опеки.
Пока представители органов опеки вспомнят об Ане, она вырастет.

– С одной стороны, – говорит Сапар Муллаевич, – это правильно. Нельзя, чтобы процесс усыновления недобросовестные люди превратили в бизнес. Но с другой стороны, как нам, специалистам приюта, донести информацию об Ане с Максимом до так необходимых им опекунов? Ждать, когда органы опеки обеспокоятся? Но у них столько всяческих забот, что, пока руки дойдут до наших детей, они вырастут.

Школа для приемных родителей


– Вообще-то, – считает Кульянов, – если родители живы, лучше всего ребенка вернуть в родную семью. Конечно, не в такую, как у Ани с Максимом.

Уже сейчас приют и фонд НАН, прежде чем начать процесс лишения родительских прав, дают семье шанс вернуться к нормальной жизни. Ведь отец-алкоголик (а 90% детей из семей алкоголиков) или мать-гулена совсем не обязательно не любят своего ребенка. Иной раз угроза отнять ребенка становится стимулом отрезвления. И если родители осознали свою проблему и хотят вновь соединиться со своим ребенком, фонд предоставляет им бесплатное лечение. Затем реабилитация в группах анонимных алкоголиков. Процесс долгий и занимает, конечно, не один месяц, а иногда даже и не один год. По условиям приюта родители должны не только отказаться от алкоголя, но и доказать, что давно и стабильно ведут совсем иную жизнь. Социальные работники по нескольку раз приезжают к ним. Смотрят, в каком состоянии квартира, проверяют, есть ли работа, и лишь после того как убедятся, что родители готовы заботиться о своем ребенке, соглашаются вернуть его в семью.
Конечно, столь счастливые истории – редкость, и, безусловно, всегда есть опасность рецидивов. Поэтому за такой семьей еще долго наблюдают и после ее воссоединения.
– Нужен не просто приют, – мечтает Кульянов, – а стационарный центр реабилитации семьи, в котором был бы и приют, и отделение для взрослых. Иной раз и непьющие родители, особенно одинокие матери, попадают в самые невероятные жизненные коллизии. В центре они смогли бы передохнуть, временно оставить ребенка на наше попечение и, получив медико-социальную поддержку, решить свои проблемы, чтобы затем начать новую жизнь. Не помешала бы и гостиница для молодежи, в 15–20 лет оставшейся без попечения и жилья. В идеале в комплексе должна быть и школа для приемных родителей.
И на проблемы усыновления у работников приюта несколько иной взгляд. Он явно отличается от общепринятого. Обычно потенциальные опекуны или приемные родители приходят в сиротское учреждение с направлением от органов опеки и выбирают себе ребенка. Несколько раз навестят его, в лучшем случае возьмут на день-два в свой дом и вскоре забирают насовсем. Как живется ребенку в новой семье, наблюдают уже органы опеки.

Приют «Дорога к дому» обязательно самостоятельно изучает семью. В первый раз ребенок едет в гости к своим потенциальным опекунам или родителям только в сопровождении социального работника приюта. Все дети так хотят, чтобы у них появились мама и папа, что ради этого готовы на все. И в этом их беда. Они ластятся, ходят на цыпочках, изображают заколдованных принцесс и принцев. Первое время семья от них в восторге. Но наступают будни, и оказывается, что ангелочки на самом деле настоящие чертенята, что в их лексике гораздо больше грубых слов, чем ласкательных. И что в любой стрессовой ситуации они ведут себя совершенно непредсказуемо: кричат во сне, вновь и вновь переживая прошлый кошмар, и у них в эти моменты случаются приступы энуреза. Жизнь не подготовленной к срывам семьи превращается в ад, многие не выдерживают, возвращают детей обратно. Что это значит для ребенка, думаю, объяснять не надо.

Вот почему знакомство с будущей семьей, с новыми условиями проживания происходит обязательно с участием социального работника. К нему ребенок уже привык, ведет себя при нем естественнее. Социальный работник изучает традиции семьи, внимательно наблюдает за отношениями между ее членами, за реакцией на тот или иной поступок ребенка. Если решает, что выбранному потенциальными родителями ребенку здесь не прижиться, предлагает подобрать другого. Объясняет почему.
В результате такой мягкой политики отказы от уже взятого ребенка в приюте – ЧП. С приемными и опекунскими семьями специалисты поддерживают отношения в течение нескольких лет. Помогают справляться с возникающими проблемами, советуют, как вести себя в той или иной ситуации, как реагировать на выходки ребенка, как его лечить, где получить квалифицированную психологическую консультацию.

…Стол Сапара Кульянова завален фотоальбомами с его нынешними и бывшими воспитанниками. Вот мулаты Джимми и Бриджит с белокожей сестренкой Яной в новой семье, где своих было пятеро, и опекунский совет ни в какую не соглашался отдавать туда еще троих. Но потом поверили, что семья справится, что будущая мама полюбила ребят с первого взгляда, и встали на сторону семьи. Собственные дети новеньких приняли, в доме, конечно, шумно, зато весело.
А в форме курсанта кронштадтской кадетской школы Сережа – гордость приюта. Через что пришлось пройти, чтобы устроить его туда, – в двух словах не рассказать. Тома переписки, судебных решений, чиновничьих отписок…
– Дима, – спрашивает Сапар Муллаевич симпатичного мальчишку лет семи, – ну что, признаешься, откуда ты?
– Честное слово, не знаю, – говорит Дима, незаметно прижимаясь к директору. Похоже, что знает, но почему-то скрывает.
Психологи не настаивают на откровенности, ждут, когда оттает и сам заговорит.

Поговорить без того, чтобы нас не прервали, не удается.
– Сапар Муллаевич, надо срочно что-то делать с черепахой! Она не ест, все время лежит! – закричал с порога очередной ходок.
– Завтра отвезем в зоопарк к ветеринару, он ее вылечит.
Правильно, детские проблемы гораздо важнее бесед с журналистами. Так и должно быть в семье, где детей любят и понимают. А приют лишь внешне учреждение, на самом деле это одна большая семья. И задачи обычные: как выучить, воспитать, накормить.
Удалось договориться об отправке всех детей в санатории. Да вот беда, не во что одеть. Ведь будут среди детей из обычных семей, значит, и выглядеть должны соответственно. И забыть хотя бы на время о своих бедах должны. О боли, страхе, тоске. О своем страшном опыте, с которым не всякий взрослый может справиться без потерь.

Всем, всем, всем! Кто может и хочет помочь приюту деньгами, одеждой или стать опекуном...



Наши реквизиты:
НОБФ «Приют Детства» (ОГРН 1037700189504, ИНН 7727172365, КПП 772701001) 
Р/с 40703810138240100308 в ОАО «Сбербанк России» г. Москва, к/с 30101810400000000225
БИК 044525225

© 2011 - 2012 — Благотворительный Фонд «Приют Детства»
Проект при поддержке компании RU-CENTER
Сайт создан web-студией          Интернет-клиент на благотворительных началах